выбраковки

[Shntriss-express]

А здесь то, что на ФБ не попало.

Название: Стыд
не бечено
Размер: драббл, 716 слов
Пейринг/Персонажи: Кромбель, М-21, Франкенштейн
Категория: джен, преслеш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: о пережитом в лабораториях.
Примечание/Предупреждения: Написано в рамках внутрикомандного изврат-феста "30см". Идея феста состояла в выборе генератором случайных чисел одного из заранее собранных в нумерованный список кинков. Мне досталась "Боль" из раздела "невинных". Остался в командном СОО.

- Выгибаешься как шлюха…
Он слышит эти слова так отчетливо, словно наяву. И как будто заново чувствует это каждым позвонком, натянутыми мышцам, горящими нервами – это дикое, животное, неконтролируемое состояние. Движение чужих пальцев. Спазмы. Ломающие, тянущие, заставляющие дергаться, гнуться, скручиваться, застывать напряженной пылающей дугой на железной кушетке. Стыд…
- И стонешь тоже как шлюха…
Ядовитый, ненавистный голос. Ядовитые, ненавистные слова.
Против которых нечего возразить. Да. Стонет, всхлипывает, умоляет, шепчет… Потому что просто нельзя по-другому. Словно проклятый музыкант-виртуоз из хорошо знакомого инструмента эта тварь отточенными движениями всегда извлекает из него эти мерзкие звуки, заставляет их прорваться наружу сквозь сцепленные зубы, несмотря на прикушенный до крови язык. М-21 стонет и сгорает от стыда.
- Слишком сладко, - усмехается рядом Кромбель, покачивая головой. – Мне кажется, тебе следовало бы родиться девочкой. С этой смазливой мордашкой и гибким телом.
Он тянется в сторону, на мгновение уходя из поля зрения. Когда он возвращается в фокус, в руке его поблескивает сталь.
- Как думаешь, - задумчиво крутит он в пальцах скальпель, безжалостно бьющий по измученным глазам яркими бликами при каждом повороте. – Может нам стоит исправить эту оплошность? Ведь мы же стараемся сделать тебя лучше. Совершеннее…
М-21 молчит. Лишь жадно глотает воздух, пока тело снова слушается его, пока позволяет делать вдохи-выдохи. Смысл сказанного доходит очень медленно, когда Кромбель проводит по его животу холодным металлом. Почему-то не острием – плашмя. И на удивление, Двадцать первому как-то и не страшно даже.
- Хотя, зачем? – возражает Кромбель сам себе. – И так неплохо, да?
И М-21 из последних сил зажмуривается и прикусывает губу, потому что знает, что за этим последует.
Руки рвутся из креплений, спина напрягается, выгнувшись дугой. Он мотает головой, еще кое-как сдерживая рвущийся крик, чувствует, как в стороны летят капли. Лицо мокрое. Слезы катятся сами собой, и их не сдержишь, как не старайся. Слюна. Пот. Кровь. Двадцать первому кажется, что у него и волосы насквозь пропитаны этим отвратительным коктейлем. Снова накатывает стыд. На какое же дерьмо он сейчас, наверное, похож...
Хотя нет. На настоящее дерьмо он становится похож после.
Когда все прекращается и он, на удивление, еще жив. И тело жалобно дрожит. Даже не дрожит – трясется. И это тоже не поддается контролю. Его колотит, будто от холода, хотя металл под спиной кажется раскаленным. Кромбель вытирает ему лицо мокрой тряпичной салфеткой, и М-21 как сука тянется вслед этому прохладному прикосновению. Изворачивается так и этак, умоляя дать еще немного прохлады, тычется в этот жалкий кусок ткани запаленными губам, подставляет пылающий лоб, горло, щеки. Странно, но красного на ткани не так уж и много. А казалось, что кровавая роса должна была покрывать все лицо и тело, словно каждая пора плачет кровью от боли.
- Стоит только кончить, и ты становишься таким ласковым, - Кромбель посмеивается, убирает с его лица противно налипшие волосы и М-21 готов целовать и лизать эти руки уже просто за прикосновения, не несущие боли… И за это ему стыдно сильнее всего. И, кажется, этот непереносимый стыд причиняет даже больше страданий, чем все мучения на лабораторном столе.
Это уже позже, много позже, когда Кромбелю, видимо, наскучило забавляться лично и Двадцать первого вместе с другими испытуемыми передали под опеку специальной медицинской группы, только тогда он научился орать в голос, сыпля проклятиями и матом, пока язык еще слушался и позволял выговаривать слова. Научился вырывать руки из петель, пусть и ценой содранной до кости плоти. И щелкать зубами на любую ладонь, что потянется к нему по завершению эксперимента. А за то время, что М-21 учился этому, стыд за свои паскудные жалкие унизительные срывы настолько глубоко вгрызся в кости, врос под кожу, что, кажется пропитал насквозь все его существо и жизнь.

Франкенштейн никогда не причиняет ему боли при обследованиях и, латая его после стычек, всегда заботится о подходящей для организма полуоборотня анестезии. Но М-21 все равно раз за разом уклоняется от успокаивающих прикосновений, упорно перехватывает полотенце из протянутой к нему руки. Слишком ярко он представляет себе, как мог бы ткнуться губами в центр этой сильной мягкой ладони в заученном когда-то страдающим телом жесте раболепной благодарности,или же наоборот, безумно вцепиться зубами в запястье протянутой руки, смачивая губы тёплой кровью. И М-21 старается создать вокруг себя вакуум, сделать себя недосягаемым для простого тепла человеческого касания. И с противной дрожью внутри все ждет, что когда-нибудь разобьется о его отстранение эта странная забота, и тянуться к нему с полотенцем рано или поздно перестанут. Он ждет этого дня и одновременно боится того, что он наступит. И за это тоже становится стыдно.
Но Франкенштейн почему-то все не перестает.

Название: Так лучше
не бечено
Размер: драббл, 827 слов
Пейринг/Персонажи: М-21/ Франкенштейн
Категория: слеш
Жанр: PWP, ER
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: происшествие в кабинете директора.
Примечание/Предупреждения: С прошлого года нахожусь под впечатлением от небольшого цикла про оборотней-котиков, который сотворили  Setsuka и  Tu*sha. Влюбившись в идею, решила написать и от себя кусочек. До сего момента был засвечен только по личкам))

Сегодняшний день вымотал его основательно. Конец квартала, кипы смет и счетов, ещё и "Музакка+1" с очередным визитом. Франкенштейн позволяет себе потянуться и встает из-за стола. В кабинете только они с М-21, а при нем нет смысла стесняться маленьких слабостей тела. Оборотень видел его и в более провокационных положениях.
Франкенштейн хочет минуту отдыха и горячий чай. Он проходит к чайному столику, легко оттирая вставшего на пути Двадцать первого и принимается составлять оставленные чашки. М-21 поглядывает странно, как будто изучающе, немного настороженно. Втягивает воздух, словно пробуя на вкус. Кажется, готов осторожно обойти, чтобы оценить с другого бока. Ну точно напряженный кот. Снова недоволен визитом собратьев? Так Франкенштейн и сам не в восторге, но друзья Мастера - есть друзья Мастера. А значит Музакка и все, кого он надумает притащить с собой - как минимум гости, требующие должного внимания. Отвлекшись от своего занятия, Франкенштейн тянется взъерошить пепельную шевелюру. Обычно М-21 расслабляется от подобных почесываний, но в этот раз что-то идет не так. Двадцать первый резко перехватывает руку и, прикусив костяшки пальцев еле заметно удлиннившимися клыками, замирает.
Это почти не больно. Не укус - игра. И сильней не сжимает, и не отпускает. М-21 бросает из-под челки прощупывающие взгляды - проверяет: можно? Нет? Франкенштейн проводит свободным пальцем по губам Двадцать первого. Видимо, приняв это за позволение, тот разжимает челюсти и зарывается носом в углубление ладони. На пальцах остаются аккуратные отметины зубов. В груди у М-21 зарождается негромкое урчание и он принимается неторопливо вылизывать подставленную руку. Язык у него горячий и чуть более шершавый, чем ожидаешь от обычных людей. Франкенштейну щекотно и приятно, он почесывает за ухом своего котяру-оборотня. Момент стоит того, чтобы его продлить.

Обычно для описания их секса самым верным словом было бы "бешеный». У Двадцать первого была весна, и она срывала крышу им обоим. Уже сколько раз Франкенштейн мысленно отмечал, что они порядком заигрались в одни ворота, и что, кажется, никогда еще прежде он не позволял никому так долго вести в постели, и что пора бы уже, пожалуй, показать разошедшемуся оборотню иной расклад. Но на деле же, стоило Двадцать первому в очередной раз обрушить на него всю силу своей животной страсти, и все мысли о восстановлении сексуального равенства напрочь сметало из головы словно мощным цунами. Правда, последнее время Франкенштейн стал с недовольством замечать, что припадки похоти стали приключаться с Двадцать первым не в пример реже. Перебесился, видимо. И по мере того, как гормоны отступали на второй план, к оборотню начали возвращаться его привычные загоны на тему: смею ли я? Хотя до этого он все прекрасно и очень решительно "смел". В общем, М-21 понемногу начинал отстраняться. В то время как сам Франкенштейн, как раз только привык к тому, что в его жизни есть регулярный горячий секс и основательно вошел во вкус эротического воспитания половозрелого оборотня.
Но сейчас. Сейчас происходило что-то действительно странное.
М-21 продолжал настойчиво вылизывать и ласкать губами его пальцы и выглядел при этом настолько поглощенным собственным занятием, словно ничего более важного для него в мире не существовало. И даже когда дверь кабинета открылась и в образовавшийся проем просунулась пышущая энергией и энтузиазмом физиономия Тао, тут же необыкновенно тихо остановившегося на пороге - головой внутри, задницей снаружи - оборотень не пожелал выпустить из рук свою добычу.
- Ой!
Франкенштейн смиренно вздохнул. Он, конечно, великой тайны из их неуставных отношений делать не собирался, но и во всеуслышание объявлять о них тоже был не намерен. И тем более не планировал афишировать, что наедине к стенке припирают именно его. Но вид замершего и в кое то веке замолчавшего хакера дорогого стоил. Правда растерянность его моментально сменилась каким-то неуместным восторгом.
- Дверь. Закрыл. – голос Двадцать первого, соизволившего-таки использовать язык по прямому назначению, напоминал нечто среднее между недовольным шипением и угрожающим ворчанием. Он лишь слегка оборачивается, чтобы убедиться, что его приказ выполнен и снова возвращается к прерванному занятию.
Тао поспешно скрылся, и хлопок закрывающейся двери вывел Франкенштейна из блаженного оцепенения. Как бы приятно ему ни было, следовало заканчивать с этим, пить чай и возвращаться к работе. Приняв это волевое решение, он попытался отстраниться.
Двадцать первый недовольно заворчал и вскинул на него взгляд. Зрачки у него расширились, словно у наркомана под кайфом. По-кошачьи мягко толкнувшись вперед, М-21 прижал его к стене и с тихим рокотом в груди нырнул лицом в изгиб шеи. Когда горячий язык прошелся по коже, Франкенштейн сжал зубы, сдерживая выдох – шея всегда была его слабым местом. О чем оборотень прекрасно знал и беззастенчиво пользовался. Кажется, возвращение к работе откладывалось на неопределенный срок. И к черту чай.
К слову, в директорском кабинете у них еще не было.
Франкенштейн гладил плечи М-21 и чувствовал, что тот буквально всем телом дрожит под его пальцами от довольного урчания, вылизывая и прихватывая губами кожу на подставленном ему горле.
Франкенштейн отстраненно подумал о том, запер ли Тао дверь.
М-21 шумно втянул воздух возле его уха и удовлетворенно выдохнул.
- Так-то лучше, - отметил он, отстраняясь и одергивая потревоженную одежду.
Франкенштейн перевел на него слегка поплывший взгляд и наткнулся на наглую усмешку.
- А если эта сучка Лунарк заявится сюда снова - подумай дважды перед тем, как галантно мацать её за спину, выпроваживая из кабинета. Или хотя бы мой руки сразу после этого.


Название: Лакомый кусочек
не бечено
Размер: драббл, 461 слово
Пейринг/Персонажи: М-21
Категория: джен
Жанр: дарк
Рейтинг: R
Предупреждения: мясо, каннибализм, пренебрежительное отношение к культу косметики
Краткое содержание: Он молча переворачивает свою сегодняшнюю «подругу» лицом вниз и принимается стаскивать с нее одежду.
Примечание: до некоторого момента у нас было ну очень маловато рейтинговых драбблов. Это было моей попыткой "натянуть" на рейтинг за счет кинка/сквика. В результате не натянулось. Нужно было либо добавить кровушки, либо забить. Я выбрала второе. В итоге текст заброшен на кинкфест к заявке, которой, на мой взгляд, он неплохо подошел.

Длиннющие темные ресницы бросают изогнутые стрелки теней на идеально белые щеки, легкий розоватый румянец на скулах, губы блестят, гладкие, пухлые, словно накачаны соком – он втягивает носом воздух – клубники. Он молча переворачивает свою сегодняшнюю «подругу» лицом вниз и принимается стаскивать с нее одежду. Помнится, он уже позволил себе несколько раз обмануться природой этого аппетитного румянца и безупречной кожи. Раз проведешь языком по такой бархатной щечке и рот хоть до вечера отмывай! Десятки видов дерущихся друг с другом отдушек. Сколько слоев и чего именно размазано по этим лицам он не сможет разложить даже своим острым полуволчьим чутьем. Иногда ему кажется, что отвесь он звонкую пощечину какой-нибудь несговорчивой девице, и лицо ее пойдет трещинами и осыплется как разбитая глиняная маска… На лица он не смотрит.
Так же как и на то, что призывно колышется спереди у них под блузками. Как бы соблазнительны не были эти округлости грудей, но и здесь таилась масса подводных камней. В самом простом случае этот камень был упругим мешочком, вшитым под кожу. Силиконовые сиськи раньше вызвали у него такое презрение, что даже пропадала охота ко всему остальному и он молча разворачивался и уходил неудовлетворенным. А ведь еще можно было напороться и на неприятные жировые мешочки или какие-то непонятные узелки плоти в и так до омерзения неприятной железистой ткани. Достаточными знаниями, чтобы определить, опухоль это или какая-то обычная женская болячка, он не обладал, поэтому брезгливо оставался голодным и в этих случаях. Поэтому со временем он просто перестал смотреть и на это тоже. Грудь он трогал лишь в редких случаях, из спортивного интереса – проверить, угадал или нет с натуральностью.
С женщины стащен последний лоскут одежды и он с нежностью оглаживает ее призрачно белеющий в сумерках зад. Вот здесь все максимально честно! Да, конечно, встречалось ему и корректирующее бельё, но редко когда вместо запримеченной подтянутой спортивной задницы можно было, стянул белье, наткнуться на дряблый студень в рытвинах. А так, если выбирать умеючи... Упругие кусочки идеально ложащиеся в ладонь. Сплошная мышца, чуть сдобренная жирком. Крепкое чудесное мясо. Кожу он всегда снимал, потому что и сюда женщины умудрялись добраться своими душистыми притирками, перебивая ароматов "луговых трав" и "роскошной розы" запах здоровой свежей плоти.
Получив свой кусок, он уходит довольным. Возможно, любой настоящий оборотень высмеял бы его за не свойственные природе хищника капризы , или осудил за нерациональный подход, но ведь он не был настоящим. Он был уродом даже по меркам уродов. Возможно, поэтому ему вполне доставало всего пары отменных кусков... Отмахиваясь от портящих аппетит мыслей, он вгрызается измененными клыками в упругое и красное.
После таких снов М-21 всегда просыпается с тошнотой, подкатывающей к самому горлу. И всегда отчаянно надеется, что это всего лишь следствия от смешения в голове обрывков популярных ужастиков и всех тех рекламных роликов, что крутят по ТВ, на огромных экранах по фасадами небоскребов и в каждом гаджете, а вовсе не фрагменты старых воспоминаний.